Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу - Страница 18

Я взял его в руки, осмотрел. На крышке находилось совершенно круглое углубление, а сбоку, на стенке образовалась небольшая трещинка, из которой сочилась слезинкой смола.

– Досталось, тебе, горемычный, – прошептал я. – Не обижайся, не со зла мы. Если бы кто мог подсказать, как открыть тебя?

– Что ты там бормочешь? – хихикнул Заика. – Молишься, что ли?

– Заткнись, – посоветовал я. Достал он уже хамить!

Я стер смолу, повертел ларец, поставил его на пол, достал пентаграмму. Свеча мигнула несколько раз, одновременно с ней амулет блеснул золотом. О как! Отвечает, что ли? Я попытался вставить звезду лучом вверх в углубление на крышке, но она никак не хотела вставляться.

– Что за черт? – я озадаченно посмотрел на нее, на ларец. – Почему не подходит?

– Дай-ка мне, – попросил Вася.

– Пробуй.

Как он ни старался, ничего не получалось. Через несколько минут бесплодных усилий его оттер в сторону Заика, сказал снисходительно:

– Учитесь, салаги!

Вовка перевернул пентаграмму двумя лучами вверх. В тишине повис легкий серебристый звон, словно кто-то невидимый задел тонкую струну, и она начала вибрировать. Я зачарованно смотрел, как пентаграмма начала плавиться и заполнять собой углубление. В голове возникла мысль: а ведь на крышке совершенно иной знак! Если смотреть на ларец правильно, то она являлась полной противоположностью, символом… В душе вдруг разлилась волна тревоги.

– Вот как надо, – чуть ли не презрительно посоветовал Вован. Он стоял над нами, как умудренный знаниями учитель над несмышленышами-учениками, гордо взирая сверху вниз и сложа руки на груди.

– Вы ничего не замечаете? – спросил вдруг Вася, подняв вверх указательный палец.

Звон нарастал, превращаясь в неприятный гул. Пентаграмма на крышке задрожала, словно пыталась вырваться на свободу. Только теперь я заметил, что все наши движения несколько раздваиваются, а мы сами словно состоим из нескольких тел. Я провел рукой перед глазами: движение получилось смазанным, рука догоняла сама себя. Посмотрел на Заику. Он напрягся, глаза его сузились, рот перекосило. Помещение вдруг заходило ходуном, роняя на пол мелкую крошку и куски бетона. Их тут же начало кружить, поднимать в воздух, раскручивать все сильнее и сильнее. Паляныця потянул меня в угол, подальше от ларца. Я успел ухватить за руку Заику, с силой рвануть на себя, прежде чем крышка ларца с грохотом открылась, метнула в нас осколки пентаграммы. Платиновый круг ударил Вовку, пятигранник просвистел над ухом, а звезда воткнулась в плечо, пронзив острой болью. Из ларца вырвалось нечто.

Свечи в подвале тут же погасли, но зародившийся смерч и неизвестная субстанция создали сумрак, в котором весь подвал теперь приобрел оттенки серого. Непонятное нечто начало приближаться к нам. Могильный холод проникал под кожу, сковывал мышцы, пробирал до самых костей. Стены начали покрываться инеем, дыхание паром вырывалось из дубеющих легких. Я прижал руку к сердцу. Оно вот-вот остановится, превратится в кусок льда.

В подвале становилось все холоднее, смерч раскручивался с каждой секундой сильнее и сильнее, ветер усиливал холод, превращая помещение в филиал рефрижератора. Неизвестная сущность медленно поплыла к нам, понижая температуру, казалось, до абсолютного нуля…

Момент, когда мне стало легче, я пропустил. Не до этого мне как-то было, знаете ли, за жизнь боролся. Жар, идущий от сердца и ладони, привел меня в чувство мгновенно. Настроение улучшилось, в подвальном сумраке блеснул лучик надежды. Я вдруг совершенно перестал ощущать холод, словно его никогда не было. Иней таял на руках, превращаясь в росу, приятно охлаждая кожу. Сердце застучало сильно, уверенно и ровно, перегоняя по венам кровь. Я оторвал руку от груди, посмотрел на ладонь. Окровавленная звезда сияла лунным серебром, излучая ровные волны тепла. Ага, так вот оно что!

Я улыбнулся, повернул голову к Заике и Васе, но моя улыбка вмиг слетела с губ, едва я увидел их заиндевевшие и задеревеневшие тела. Товарищи судорожно сжимали между пальцев фрагменты пентаграммы и коченели на глазах. Нечто подлетало к ним все ближе, дыхание товарищей все реже вырывалось из останавливающихся легких, покрытые серебром инея ресницы мелко трепетали, словно прося о помощи. Я резко протянул звезду навстречу неизвестной субстанции, разбрызгивая собственную кровь и моля о чуде.

И оно произошло, чудо нежданное. Звезда вдруг ярко блеснула у меня на ладони, излучая во все стороны тепло и ослепительный свет. От него, этого света, сразу стало на душе еще теплее, захотелось почему-то улыбнуться, просто так, без всякого повода. И плевать, что из раны хлещет кровь, что силы уходят. Все будет хорошо, я знаю.

Сумрак растаял, стали видны самые темные углы помещения. Холод отступал так же стремительно, как и темень. Я оторвал взгляд от сияния, посмотрел на товарищей. Их начало понемногу трясти, но иней уже растаял, оставив после себя росу.

По ушам вдруг болью резанул пронзительный вой. С каждым мгновением его тональность повышалась, доводя мой мозг до точки кипения. Еще немного – и череп треснет, как перезрелый арбуз.

– Изыди!!! – прокричал я, не слыша себя, не осознавая, что кричу. Боль пеленой застлала глаза, отрывала один нейрон в мозгу за другим, становясь нестерпимой.

Вой оборвался резко, как отрезало. Я в изнеможении упал на колени, тяжело дыша. Рана горела огнем, в голове извергался вулкан. Кто-то подхватил меня подмышки, попытался поставить на ноги. Я с трудом повернул голову, увидел лицо Васи. Он что-то кричал, но я не мог разобрать ни слова, срывающегося из его перекошенного рта. За спиной сержанта уже раскручивалась спираль Тропы, в которую ныряла неизвестная сущность.