Мое ухо засекло свист. Я замер, а потом резко рванул под стенкой в угол. Рядом по земле просвистел веник.
– Ах ты ж гадость! – крикнул издали один из четырех охранников.
– Да оставь ты мышонка, – попросил его напарник. – Чего он тебе сделал-то?
– Не терплю я эту мелочь грызучую. Вот как проел один такой в моем доме все штаны, так и терпеть их не могу.
– Сколь раз говаривать тебе, – вмешался третий. – Не в мышонке дело. Говаривали же тебе: тяжелым бабам отказывать не моги? Говаривали. А ты почто соседке отказал?
– Ну не ведал я, где эти горшки проклятые лежат! Не мужицкое то дело, в бабьих причиндалах разбираться.
– Одно дело сказать, мол, не ведаю, а другое – не дам.
– Вдругорядь умнее будешь, – снова поддакнул первый.
Я прислушался. Похоже, смена уже давно ушла. Пора. Я несколько раз глубоко вдохнул, выдохнул, а потом резко побежал к охранникам.
– О, видал? – один из них указал на меня пальцем. – Чихать он хотел на тебя. Смелый мыш оказался.
– Вот я его сейчас! – мышефоб поспешил ко мне, намереваясь раздавить.
Именно этого-то я и добивался. Охранники собрались вокруг меня, пытаясь угомонить моего обидчика. Но тот не унимался. Давай-давай, топчи! Еще разок, еще, а теперь на тебе подарочек!
Едва гриб попал под подошву сапога, я затаил дыхание и метнулся прочь. Знаете, как это бежать, не смея вдохнуть? Я тоже до сего момента не представлял. В голове мутилось, перед глазами все плыло, легкие разрывались, требовали глотка свежего воздуха, лапы прогибались, но несли меня с каждым шагом все дальше от места разрыва гриба.
Я остановился только тогда, когда услышал грохот падающих друг на друга тел. Все, сдаюсь. Либо вдохну немедленно, либо погибну от асфиксии. Третьего не дано.
Воздух ворвался в легкие, как морской бриз в удушливую пустыню. Господи, как же сладок этот затхлый воздух темницы! Дышал бы ним, на хлеб намазывал и ел бы, жевал, глотал, наслаждался всю жизнь! И плевать теперь: усну – не усну. Будь, что будет.
Может минута прошла, может, и больше, только, когда я отдышался, а потом осторожно приблизился к вырубившимся охранникам, те сладко сопели, подсовывая себе под голову ладони товарищей вместо подушки. Готовы? Чудненько!
Превращение было настолько болезненным, что я не сдержался и несколько раз громко застонал. Вам бы кости кто-то плоскогубцами вытягивал одну за другой – я бы посмотрел! В общем, после этой пытки мне пришлось потратить еще немного времени, дабы привести себя в порядок. Не скажу, чтобы в темнице было холодно, но для совершенно голого человека все равно дискомфорт ощущался. Я поднялся на дрожащие ноги, осторожно подошел к охранникам вплотную, стараясь дышать через раз. Мало ли, а вдруг споры до сих пор летают в воздухе? Но нет, ничего подобного. Похоже, гриб имел ограниченный срок действия. Я перевернул одного, второго, третьего, нашел связку ключей, начал открывать двери камер, прихватив с собой один из факелов.
В первой на широком топчане храпел какой-то детина, от которого тянуло перегаром и чем-то кислым. Пардон, ошибочка вышла. Так, откроем следующую.
Заика, одетый только в камуфляж, похрапывал во сне, даже причмокивал. Вот нервы у человека! Спит, как у себя дома. Ничего, сейчас приведем тебя в чувство. Я наклонился к самому его уху и громко прошептал:
– Рота, подъем!
– Отвали, Летун, каникулы же, – проворчал Вован, ладонью отодвигая мое лицо подальше. Смотри ты! Даже перевернулся на другой бок. Ну и здоров спать!
– Да очнись ты! – потребовал я тихо, но внушительно, а для верности еще и дернул за плечо.
Заика сорвался на ноги, протер глаза, только потом удостоил меня самого пристального внимания. Пройдясь по мне взглядом с ног до головы, он ехидно заметил:
– Ошиблись вы, молодой человек. Стриптизера в соседнюю камеру заказывали.
– Хорош прикалываться, – я все же закрылся. – Держи факел, и за мной вали.
Стараясь не обращать на ехидные замечания друга внимание, я поспешил за Паляныцей.
Вася спал спокойно, лежа на спине. Ровное дыхание лишь иногда перемежевалось с легким похрапыванием. Но едва моя рука коснуться его плеча, как кисть тут же оказалась в крепком захвате болевого приема, а моя поза оставляла желать лучшего.
– О! Вот это я понимаю: поздоровались! – Заика стоял в дверях и преспокойненько наблюдал за происходящим.
Паляныця проснулся окончательно, отпустил меня, похлопал по плечу, сказал примирительно:
– Извини, не ожидал. Ты бы оделся, что ли?
– У меня два вопроса, – сказал я, потирая онемевшую руку: – Где вход в погреб и ваши манатки?
– На себя посмотри, – вякнул Заика.
– В дальней камере вещи, – ответил Вася, отбирая у меня ключи. – А про погреб нам ничего не известно.
– Может, того пьяного мужика расспросить? – предложил Вован. – Я с ним парой слов перекинулся.
– И что? – Вася закрыл за мной камеру, едва мы оказались в коридоре.
– Он постоянный клиент. Напивается, когда от жены отдохнуть хочет, буянит слегонца, потом неделю дрыхнет. Может, и знает чего.
– Буди, – приказал Паляныця, а потом повернулся ко мне и попросил: – Ты бы приоделся, что ли? Пусть охрана поделится.
Ладно, я парень не брезгливый, в общем. Пока парни, судя по звукам, весьма активно мужика в чувство приводили, я снял со своего обидчика кольчугу, рубаху, штаны, сапоги, примерял все на себя. Исподнее не снимал, чтобы до конца не позорить служивого, хотя в педагогических целях стоило бы. Ха, а штаны и впрямь зашиты в трех местах! Это мелочь, конечно, но приятно. Главное, что размерчик подходящий. Даже сапоги почти подошли, правда, на размер больше оказались. Ну, это дело поправимое. Я «одолжил» у второго охранника еще одни портянки, намотал их на ногу, надел обувь. Во, как влитые сидят!