– Может, мы что-то не так делаем? – Заику снова понесло. Вот же человек, честное слово!
– Может, – змей озадаченно придвинул к себе карту поближе, начал ее рассматривать, будто хотел найти что-то такое, что мы пропустили. – Но знаю только одно: руны на ключ иначе, как через посвящение, не вернуть.
– Филя, а ты больше ничего не помнишь? – спросил я, вдруг уцепившись в мелкую прыткую мыслишку, которая норовила вырваться из моего мозга прежде, чем смогу ее оприходовать.
– Да нет, не упомню ничего такого, – пожал плечами болотник. – Что-то леший говаривал про то, что, мол, путь Солгерда, можливо, не такой, как все, ибо нашли бы его Мара с детьми, да перехватили.
– Ну да, ну да, – бормотал Горыныч, карту мозоля глазами. – Спросить бы у кого, только кто теперь все это помнит?
А мысль все крепла, мысль росла, заставляя поверить в себя. Правда, озвучить ее я не рискнул. Нужно сначала самому обдумать, ночку переспать с ней, а уж потом…
Мы еще около часа обсуждали, что делать дальше. Сошлись все же на том, что остаемся-таки до утра на болоте. Живая вода хорошо залечивала раны. О Леднице никто и словом не обмолвился, словно не из-за нее весь этот сыр-бор. Больше беспокоились о погоне, которая до сих пор где-то по лесам шастала, нас разыскиваючи.
Когда мы завалились спать, я крутился некоторое время, пока меня не выставили на свежий воздух из тесного шалаша. Ну и ладно. Посплю на улице.
А утром, едва рассвело, я подкатил к Фильке с единственным вопросом:
– Где здесь ближайший перекресток?
– Ты что задумал? – Паляныця вынырнул внезапно, как чертик из шкатулки.
– Хочу проверить один вариант, – отмазка получилась так себе, если честно. Но не докладывать же непроверенную информацию?
– Летун, ты давай не юли, – тут уже вмешался Заика, зайдя с другой стороны. Надо же: проснулся сам – и так рано!
– Вы чего, парни? – я не понимал причину такого пристального внимания к своей особе.
– А ничего! Мы с тобой не первый год дружбу водим, так что давай. Колись, чего удумал?
– Ладно, поймали, – я поднял ладони вверх. – Просто идея настолько сумасшедшая, что хотел сначала проверить ее, а уж потом…
– Не сотрясай зря воздух, – потребовал Паляныця.
Пришлось вкратце изложить идею. Вы, наверное, уже догадались, о чем речь, а вот моим товарищам пришлось втолковывать ее.
– Думаешь, сработает? – с сомнением проговорил Вася, глядя на меня немного подозрительно.
– А кто додумается, что мы пойдем именно так? – вопросом на вопрос ответил я.
– Ну да, наверное. А как насчет безопасности?
– Поговорим с проводником, там видно будет. Так что, Филька, где ближайший перекресток?
– Есть тута один, токмо опасное то дело, – болотник с сомнением покачал головой.
– Будь человеком, не томи, – попросил Заика.
Филька сразу весь преобразился: втянул живот, выпятил грудь, горделиво приосанился. Ну, не болотник – орел горный!
– За мной, – Филька заторопился, но двигался с достоинством, коего раньше я что-то не замечал. Что творит простое теплое человеческое слово, а?
– Погоди, не гони лошадей, – Вася положил руку не плечо болотнику, от чего тот даже присел. – Ты толком объясни.
– В лесу есть камень указательный, – начал говорить Филька. – От него расходятся пути-дороги на три стороны. Токмо находится он в дебрях нехоженых, и ведет к нему тропа звериная. Я мальцом был, бегал туды, да со зверьем местным играл. Батюшка с матушкой серчали, бывало, что пропадаю неведомо где. Давно то было, – вздохнул он, но тут же продолжил: – По ней люд не хаживает, нечистой силы боится. Заросла, поди, тропка, ну да не беда.
– А что же опасного в ней? – не понял Заика.
– Дык стоит он на месте древнего капища. К нему-то и вели пути-дороги, пока не разорили святилища, а волхвов не умертвили. Давно то было, родители мои еще молоды были, свадебку играть токмо мыслили.
– Что ты заладил: давно, давно, – попросил уже я. – Дело говори.
– Я и говорю: волхвов сожгли слуги Мары аккурат в капище, якобы жертву своей хозяйке принесли кровавую. Токмо последний из волхвов перед смертью проклял людей, ибо для дел заплечных люди служили Маре. С тех пор много люду стало пропадать на том перекрестье. Сперва думали-гадали, что блуд их берет да в лес волочит, даже камень установили, мол, зрячий да увидит. Ан нет, не помогал камень. Дня не проходило, дабы не сгинул кто в дороге. Вот тогда и вспомнили проклятье. И перестал люд дорогами теми ходить. Заросли они, канули, да не пропали. Токмо дань надобно заплатить, и не простую. Коль не боитесь, идем?
– Предупреждать надо, – буркнул я, хотя дела это не меняло.
– А не проще ли было по воздуху туда добраться? – предложил Заика.
– Не, не проще, – ответил Филька. – Тропка-то заросла! Кто ж ее сверху увидит-заприметит?
– И то правда. Идем, что ли?
– Калиныч, ты как? – спросил Вася, осматривая змея.
– В порядке, – левая голова подмигнула. – Заживает все, аки на собаке.
– Если ты с нами – тогда придется потерпеть. Ну, а если остаешься – спасибо за помощь. Мы не в обиде.
– С вами, с вами, – заторопился Горыныч. – Нам тута делать нечего. Да и пропадете вы без нас.
Так уж и пропадем, усмехнулся я, но промолчал.
– Токмо вы это, – замялся Филька. – Идите потише, что ль? Вас еще богатыри приказные ищут, да и народ тутошний пугливый – страсть! Особливо бабы. Увидят кого – орут в три горла, будто петух их в одно место клюеть. Самому порой страшно быват от их ора.
– Учтем, – ответил на полном серьезе Паляныця. – Все, отряд, рюкзаки на плечи – выдвигаемся. Калиныч, за мной идешь, Летун замыкает. Веди, Филя.